Мама задвинула чемодан под полку, и, коротко вздохнув, сложила руки на коленях. Маленькая Соня сидела напротив и болтала ногами, глядя сквозь протаявшую дырочку в заиндевевшем окне, как в вагон загружаются другие пассажиры. Спрятанные в коконы зимней одежды, похожие на неповоротливых навозных жуков, они втаскивали внутрь чемоданы, то и дело озираясь по сторонам.

Соня и мама ехали к бабушке, в город Волхов. Бабушка выловила в тамошней реке какого-то рака, и теперь они ехали смотреть на него. Было б неплохо, если б бабушка разрешила с ним поиграть, — Соня-то, конечно, предпочла бы котёнка, но на безрыбье и рак котёнок.

Мама во время сборов вещей почему-то плакала, отворачивая от Сони мокрое посеревшее лицо. Или долго смотрела на дочь, пока та снаряжала в дальнюю дорогу табун разноцветных пони. Новогоднюю ёлку в этом году решили не ставить, мама сказала, достаточно той, что в детском саду. Да и вообще, праздники проходили в пустоте и унынии, под скрежет лопат дворников и карканье ворон за окном. На каток не пошли, от бабушки — ни посылки, ни открытки. Ни гостей, ни театров, ни каруселей. Мама куда-то всё время звонила или уходила на несколько часов, заперев Соню одну в доме.

Наконец, поезд тронулся, и в купе ввалились попутчики. Первый оказался настоящим негритёнком! С полным пакетом мандаринов, которые щедро высыпал на общий стол. По-русски он не говорил, только вращал глазами и подмигивал Соне, сверкая зубами. Проводница долго не могла разобрать его имя на билете, наконец прочла: «Азар Бальт. Мудрёное имя! Бельё сейчас дам – вам же до конечной». Соня видела мультик про Азура и Азмара и решила, что негритёнка зовут Азур. Он быстро разделся и ловко запрыгнул на вторую полку, успев подарив Соне шоколад «Альпен Гольд» с цельными орешками. Её любимый!

Второй попутчик был сморщенный измождённый таджик (так мама назвала его шёпотом). Он выложил из кармана сладости — рахат-лукум и халву (Соня их уже знала), погладил по голове девочку и спросил высушенным, как луковая шелуха, голосом: «Звать как?» Соня вежливо ответила. Он растянул в улыбке щель рта и сказал: «Каспар». Наверное, как Каспер-приведение, подумала Соня. Таджик долго возился с мохнатыми чунями и, кряхтя, тоже залез на вторую полку.

Третьей оказалась огромная, как дельфин, тётя. Она долго втискивалась в купе, наконец, расположилась и отдышалась. Затем начала доставать еду, и Соня заворожённо смотрела, как на крошечном столике росла горка деликатесов. «Элла Мельхиорова! — громко представилась тётя и протянула маме большую розовую руку. — Куда едем? Чего кислые-то сидим?! Мне на работе сёдни паёк выдали, налетай, девчонки!»

Мама поёрзала, устало подняла глаза. «На Волховстрое-1 выходим». «Ой, а мне до Мурманска трястись! — подхватила тётя-дельфин. — Еду по одному совершенно секретному делу. По заданию, так сказать, партии!» Хохотнула и принялась намазывать бутерброды, резать колбаски, кусочки курицы, вынимать из баночек и коробочек что-то ароматное, от чего ещё шёл пар, наливать из термоса чай и подавать всё это Соне, совершенно очарованной поворотом событий. Укутав девочку в плед, тётя Мельхиорова стала рассказывать разные смешные истории, мама тоже повеселела, словно с лица её смахнули пыль, и Соня вновь увидела её прежнюю, как бы без трещинок.

Под хохот и шёпот Соня провалилась в ватный сон, сквозь который к ней пробивался свет фонаря на платформе, мерцавшего, словно звезда. Луч её блуждал по сониному безмятежному лицу, как тётя Мельхиорова ни пыталась поправить занавески. Соня не слышала, как под утро мама прилегла на их единственную полку, довольно узкую для двоих, и крепко прижала дочь к себе, уткнувшись в пушок затылка.

Окончательно проснулась девочка уже в такси, которое бороздило снежные сумерки, выхватывая в свете фар номера домов. По радио диктор сказала: «Вы прослушали композицию группы «Назарет», старый добрый шотландский рок».

Бабушки дома не было — что маму не удивило. Она оставила вещи у соседей, и они с Соней отправились в местную больницу. Соня читать ещё не умела, но её удивило количество букв «О» в названии отделения. Бабушка уже ждала их. Они обнялись втроём, и Соня стояла между ними, зажатая в этом маленьком тёплом круге, как будто защищённая домиком из мамы и бабушки.

«Ремиссия» — это слово бабушка и мама произнесли, наверное, раз сто, всякий раз с радостным удивлением. Потом они втроём вернулись домой, никакого рака дома не оказалось, хотя Соня обошла все подоконники и даже заглянула в кладовку. Обманули! И уже вечером, пока мама суетилась по дому, Соня лежала около бабушки, немного уменьшившейся, но по-прежнему пушистой и тёплой, как свежий хлеб, и слушала, как та читала волшебные истории из старой книжки:

«… и говорят: мы видели звезду Его на востоке и пришли поклониться Ему. Тогда Ирод выведал от них время появления звезды и, послав их в Вифлеем, сказал: пойдите, тщательно разведайте о младенце и, когда найдете, известите меня, чтобы и мне пойти поклониться ему. Они, выслушав царя, пошли. Первый из них, Бальтазар был юношей, мавром. А Мельхиор был зрелый мужчина, белый человек. А Каспар был старик с восточными чертами лица и в восточной одежде».

Дремота опутывала сонины ресницы, и слова сливались в одно большое слово, которое она силилась понять, но так и не сумела.